Попом Илию Карлинова — протоиерея Собора святого равноапостольного князя Владимира — начали называть задолго до того, как его рукоположили в сан священника. Еще в первом классе школы.

Его мать была верующей, и как-то в один из воскресных дней она повела сына в церковь за 10 километров от их деревни. Когда возвращались, повстречался им учитель. Он и объявил в школе: “Илья Карлинов в церковь ходил. Он поп”.

Уже более 50 лет трудится кандидат богословия отец Илия на ниве Христовой. За свое служение отмечен многими религиозными и светскими наградами. От Патриархии пожаловали ему пять орденов, Президент  России Владимир Путин наградил орденом Дружбы, а Николай Федоров —  медалью ордена “За заслуги перед Чувашской Республикой”. В апреле 2000 года решением Новочебоксарского городского Собрания депутатов Илье Николаевичу за большой личный вклад в возрождение духовной и материальной культуры присвоено звание  “Почетный гражданин города”.

28 июля отец Илия отметил 79-ю годовщину своего рождения и вместе с прихожанами — праздник Собора, главный престол которого носит имя первокрестителя Руси князя Владимира.

— Что припоминаете, отец Илия, из прошлого?

— Чаще всего детство, а также трудности, которые пришлось испытать в жизни. Помню одно из своих ранних переживаний. Пошли мы на речку со старшей сестрой. Она полоскала белье, я на мостике сидел, болтал ногами. Не заметил, как свалился и ушел под воду. Хорошо, сестра во­время заметила, успела за ноги схватить. Шел домой мокрый и переживал: “Мама будет ругать”.

Лет с шести я начал работать — пас гусей. Вставал наравне со взрослыми. Мама в колхоз не вступала (отец умер за два месяца до моего рождения), и поэтому государству нужно было сдать 80 кг мяса и 130 штук яиц в год. Себе могли на зиму только одного-двух гусей из выращенных оставить.

В восемь лет пошел в первый класс. Очень любил и до сих пор люблю своего первого учителя, хоть он и был вспыльчивый, горячий. Помню, как подходил и стукал указкой тех, кто баловался.

— Вера в Бога, наверное, в школьные годы сильно усложняла жизнь?

— Возникали проблемы из-за креста, который я носил. Один однокласс­ник все время пытался его сорвать с меня. Однажды зимой весь урок я простоял в туалете, чтобы с ним не встретиться.

Из-за того, что мама была верующей, семью обложили большими налогами. Расплачиваться приходилось и домашним скарбом: у нас забрали две перины, подушки, тулупы. На двоих в декабре оставили два килограмма картошки. Как только выжили?!

Учебу пришлось бросить, хотя в школе я каждый год получал похвальные грамоты. Учителя меня уважали, ценили мои успехи, часто отправляли на олимпиады, но мать не пускала. Время послевоенное, голод­ное. Нужно было управляться по хозяй­ству. Я один оставался дома. Пораньше вставал, топил печку, кормил скот, только потом шел на занятия за пять километров. Вернувшись, снова давал скоту корм. Учиться не успевал. По­шли тройки. И после восьмого класса совсем ушел из школы.

— Вопрос о выборе жизненной стези, надо думать, не стоял?

— Конечно, мать верующая, сам соблюдал посты с детства, ходил в церковь. Но до армии (служил на флоте) я даже не слышал ни о какой семинарии. Уволившись в запас, снова пошел в храм.

В 1953-54 годах весь Великий пост прожил в Урмарском районе у почитаемого молитвенника, ежедневно на службу ходил. А у него сын в Саратовской семинарии учился. Я решил: тоже смогу. За два месяца все молитвы выучил на славянском языке (на чуваш­ском уже знал).

Подал документы в Московскую семинарию: захотелось в самую лучшую. И вот экзамен по русскому. Изложение. Текст из Священного Писания на чувашском языке мне знаком. Написал сразу на беловик. Сдал первым. За орфографию мне поставили три с минусом, за содержание — четыре с плюсом. В целом — три с плюсом. Все мне говорят: “Уезжай, все равно не по­ступишь”. Я, настырный, не послушался. Остальные экзамены сдал на пятерки. Приняли.

Сначала очень трудно приходилось, но первый класс окончил без троек. Прочитал всю Библию, многие богословские книги. Три года проучился, а из четвертого класса ушел. Сдал потом экзамены экстерном.

— В вашем послужном списке приходы в Канаше и Чебоксарах.

— Семнадцать лет до 1974 года я прослужил в Канашском районе. Нападки на православную церковь были такие — не дай Бог. Канашский храм считался духовным центром православия в Чувашии. И в горкоме как-то приняли решение: раз много людей туда ходит — церковь надо закрыть, меня убрать, а другой служитель сам уйдет. Узнал об этом от прихожанки — бабушки члена бюро горкома. Я же, когда меня рукоположили в священники, дал обещание до смерти честно служить — значит, решил, никуда не уйду, если только насильно не выгонят.

Начались преследования. Нас, каждого из двух священников, обложили налогом в 30 с лишним тысяч рублей. Денег нет, мы и не платили. На нас подали в суд. То они выиграют, то мы. Дошли до Верховного суда РСФСР.

Тогда адвокатов не нанимали, я ни с кем не советовался. Накупил юридической литературы, стал изучать. Первый раз Москва полностью отменила решение коллегии по гражданским делам Верховного суда Чувашии. Но этим дело не закончилось. И когда второй раз поехал, меня вызвали к председателю Верховного суда РСФСР: “Смиритесь, взялся обком”. Я отступил, в итоге за каждым остались 30 тысяч, которые стали удерживать из зар­платы. Мы снова обратились в суд: на что жить? Прошло немного времени, и нас оставили в покое.

Но уйти из прихода все-таки пришлось. “Обработанный” властью приходской совет расторг со мной договор. Два месяца был без места. Затем меня перевели в Чебоксары, я стал сначала секретарем епархиального правления, а потом настоятелем Введенского собора.

— Как оказались в Новочебоксарске?

— В 1988 году, как только для священников наступила “слабинка” со стороны государства, я предложил новочебоксарским жителям зарегистрировать общину и построить в городе храм. Встал вопрос об отводе земельного участка. Из нескольких вариантов в конце концов остановились на нынешнем месте — открытом, красивом, но все же не совсем удобном, так как инженерные коммуникации надо было тянуть за 700-800 метров. И складировать стройматериалы негде. Расходы предстояли большие. Одной земли завезли 600-700 КамАЗов.

Желание перейти сюда настоятелем я изъявил сам.

— Строительство храма завершено?

— Оно-то закончилось, но много работы по мелочам. Надо менять отопление: трубы местами прохудились. Только что сняли старую штукатурку и побелили весь храм. Обновляем иконостас, художники расписывают правый придел, левый готов.

— В какую сумму обошлось возведение Собора?

— Подсчитать невозможно. Например, хочешь расплатиться с водителем за работу, а какая-нибудь бабушка скажет: “Нет, я сама заплачу 10 рублей”. Или другая ситуация: как-то раствор у нас закончился, я поехал в ДСК. А у водителей обед. Хожу от одного к другому, третьему. Никто не соглашается. Подошел мужчина: “Вам раствор нужен? Талон есть? Я привезу”. Доставил, разгрузили. Спрашиваю: “Сколько надо?” А он: “Что вы! Я сам мусульманин, вы храм строите, как могу у вас деньги взять? Нет, нет”.

А однажды поехал за дефицитными железобетонными блоками на завод ЖБК. Нашел шофера. У него новая машина КрАЗ. Он 26 блоков загрузил, а один весит 2800 килограммов, и как по­гнал... У поста ГАИ я его только до­гнал. И денег-то немного взял. Я тогда даже заплакал, зашел за угол, молюсь и плачу.

— В народе бытует мнение, что человеку, построившему храм, а также его потомкам до седьмого колена отпускаются все грехи...

— Я тоже это слышал. Тогда, выходит, мне надо почивать на лаврах и не каяться? Но если человек продолжает грешить и не кается, как ему можно отпустить грехи?

— Первого мая в Новочебоксарске заложили камень в основание еще одного храма. Разве не достаточно для нашего города Собора?

— Я очень обрадовался, когда узнал, что собираются строить храм святителя Николая Чудотворца. Но выбрал бы для него другое место — перекресток улиц Воинов-интернационалистов и 10-й пятилетки. Эту церковь посещали бы жители Юракова, а другие горожане могли бы приезжать к нам.

Владыка Варнава хочет в Новочебоксарске пять храмов построить. Раньше на одной улице могли находиться две церкви, их называли приписными. Священник тогда знал всех своих прихожан, с любым мог побеседовать. А что сейчас? Да, узнаем тех, кто часто ходит, а что в семье у них, нам не ведомо.

— Более 50 лет назад вы по доброй воле встали на путь служения Богу и людям. А сыновья?

— Младший, отец Сергий, окончил профессионально-техническое училище, трудился на агрегатном заводе, не понравилось, получил специальность еще в одном ПТУ. Отслужил в армии, поработал. И лишь потом решил стать дьяконом, окончил семинарию.

Виктору идти в университет предложил я. Поступил без протекции, окончил, работал на тракторном заводе. К решению стать священником пришел самостоятельно.

— Чем заняты дочери?

— Старшая живет в Москве. Научный работник, но специальность свою оставила. Поет в церкви. Другая дочь обосновалась в Батыревском районе, в деревне, из которой я родом.

— Внуками богаты?

— Их у меня двенадцать.